 28
декабря 2005 года исполняется 47 лет со дня кончины архиепископа
Ижевского и Удмуртского Ювеналия (в схиме Иоанна), выдающегося
архипастыря Русской Православной Церкви, глубокого молитвенника, нашего
земляка, которому многие верующие нашей Ижевской епархии возносят свои
молитвы как имеющему дерзновение пред Богом ходатайствовать о них. В
связи с наступлением этой знаменательной даты уместно будет обнародовать
то, что удалось узнать о жизни архиепископа Ювеналия.
Детство и юность Ивана
Сразу нужно сказать, что относительно даты рождения Владыки
существует небольшое недоумение. В послужном списке Владыки за 1947 год,
подписанном им самим и хранящемся в архиве Московской Патриархии, стоит
дата 19 апреля 1975 года. Однако в Центральном Госархиве Удмуртской
Республики настоятелем Свято-Димитриевского храма г. Ижевска священником
Сергием Шерманом была найдена в метрической книге родившихся,
бракосочетавшихся и умерших по приходу Покровской церкви села
Арзамасцева Сарапульского уезда Вятской губернии за 1875 год запись о
том, что у крестьянина деревни Опар Кельсия Иванова Килина и законной
жены его Марии Феодоровны 20 апреля родился сын, который был окрещен 22
апреля с именем Иоанн. Восприемниками при Крещении были пономарь
Арзамасской Покровской церкви Василий Пономарев и дочь Кельсия Килина
девица Таисия. Совершали Крещение священник этой церкви Петр Анисимов и
пономарь Василий Пономарев (ЦГА УР, ф. 430, оп. 1, д. 42, л. 111об-112).
О жизни Владыки до возвращения из Китая в СССР в 1947 году известно из
статьи священника Серафима Гана (Русская Православная Церковь
Заграницей), опубликованной в Интернете (pravoslavie.ru-Архиепископ
Цицикарский Ювеналий (Килин)). Жизнь Владыки в этот период описывается
здесь по этой статье с небольшими дополнениями и уточнениями, взятыми из
Архива Московской Патриархии и Журнала Московской Патриархии (ЖМП, 1959,
№ 2, С. 31-32). Отец Серафим сообщает, что родители Владыки Кельсий
Иванович и Мария Федоровна были церковными людьми. Кельсий Иванович
много лет занимал должность члена Сарапульской Земской Управы и
волостного писаря.
С раннего детства их сын Иван имел тяготение к Церкви и монашеской
жизни. Эту любовь отрока к Божественному прививала ему благочестивая
мать, многократно рассказывавшая о своих паломничествах по святым местам
Руси. Как сообщает отец Серафим, приснопамятный Владыка в своей речи при
наречении в епископа в Харбине в 1935 году вспоминал: "Религиозное
домашнее образование и воспитание я приобрел благодаря благочестивой
родительницы своей, которая в отроческих летах сама вместе с бабушкой…
была на богомолье по святым обителям – в Соловках, в Сарове, Тихвине и
других местах России. На просьбу бабушки дать благословение поступить в
один из женских монастырей благоговейный старец-священноинок Тихвинской
мужской обители Новгородской губернии не дал такого благословения, а как
бы пророчески сказал, что эта крестьянская отроковица Мария выйдет в
замужество, а дети ее будут в иноческом и священном сане. Так и
случилось впоследствии по милости Божией. У моей сестры… два сына
окончили Пермскую духовную семинарию, и один из них, Константин Юмин, в
священном сане скончался в изгнании в большевистской тюрьме. Вторая моя
сестра монахиня Аглаида, преисполненная смиренными иноческими чувствами,
скончалась в женском монастыре. Младший родной брат–священник, в
продолжение многих лет на родине, разлученный с семейством, несет
тяжелый крест иерейского служения. Двоюродная сестра тоже там проходит
тяготы схимнического звания. Вспоминается и дальний родственник мой –
сначала скромный священник на моей родине в Сарапульском уезде Вятской
губернии, отец Михаил Платонович Красноперов, а впоследствии в
монашестве – Мефодий, по окончании Казанской духовной академии, после
прохождения иерархических должностей, был призван к святительскому сану
в г. Петропавловске Омской епархии, где и мученически скончал свою жизнь
в 1922 году".
В 1889 году Иван закончил Сарапульское уездное училище. Здесь он
познакомился с первым его старцем-наставником, епископом Сарапульским
Афанасием (Пархомовичем) (с 1891 года - архиепископ Екатеринбургский),
оказавшим благотворное влияние на мальчика. Владыка вспоминал:
"Благостный Владыка на выпускном экзамене, в городском уездном училище,
по Закону Божию из всех прочих учеников отличил меня своим ласковым
святительским приветом и благословением, поставив на экзамене лучшую
отметку за прочтение наизусть 50-го псалма, с объяснением его
исторического происхождения. Это поощрение Преосвященного архиерея для
меня в ранней юности было величайшим счастьем, и во всю последующую
жизнь свою с благодарностью молитвенно вспоминаю приснопамятного
святителя Афанасия".
В поисках истины
В 1894 году, после скоропостижной кончины отца, молодой Иван, по
благословению матери, предпринял паломническое путешествие в святую
Верхотурскую обитель, где у мощей праведного Симеона Верхотурского
созрело непоколебимое желание юноши стать монахом. Благое намерение
Ивана охотно и с величайшей радостью одобрила мать. Копией Тихвинской
иконы Божией Матери, полученной ею от вышеупомянутого, прозорливого
духовника Тихвинского монастыря она благословила его на поступление в
Николаевский Белогорский православно-миссионерский мужской общежительный
монастырь Пермской епархии. Этот монастырь, которому покровительствовала
святая преподобномученица великая княгиня Елисавета, был прозван в
народе "Уральским Афоном". Богослужения в нем отличались точным
соблюдением церковного устава. Однако продолжительность служб не
отпугивала паломников, т.к., по отзывам паломников, искреннее
благоговение иноков охватывало всех молящихся общим благодатным
настроением. Кроме этого, в силу миссионерской направленности монастыря
за каждой церковной службой обязательно произносились проповеди,
поучения или рассказывалось житие дневного святого.
Освободившись от воинской повинности, Иван был зачислен в число
послушников 1 марта 1896 года. В обители послушник Иоанн стал келейником
и ближайшим помощником любимого и почитаемого им настоятеля монастыря
преподобномученика архимандрита Варлаама. Сам архим. Варлаам происходил
из старообрядцев. До 35 лет он, изучая книги и беседуя со многими
людьми, мучительно искал, где же истина: у старообрядцев или
православных? Из-за этого не женился, чтобы семья не помешала в духовном
поиске. В 1893 году он, наконец, обрел истину в Православии. Через три
месяца он постригся в строившемся тогда Белогорском монастыре и вскоре
был сделан его строителем и настоятелем.
Выполняя возложенные св. архим. Варлаамом послушания, Иван внес
значительный вклад в возведение зданий и храмов обители и завершение
постройки монастырского собора на Белой горе.
Иноческий путь
2 июля 1900 года он был пострижен в монашество с именем Ювеналий и
через три недели рукоположен епископом Пермским Петром (Лосевым) в
иеродиакона. 12 февраля 1902 года преемник епископа Петра, Преосвященный
Иоанн, возвел его в сан иеромонаха.
В эти годы иеромонаху Ювеналию, сопровождавшему отца Варлаама, удалось
посетить многие святые места: Святую Землю, святую Гору Афонскую (1907
г.), Киево-Печерскую и Троице-Сергиеву Лавры, Ново-Афонский и Валаамский
монастыри, Оптину и Саровскую пустыни (1903 г.) и др. Владыка вспоминал:
"Меня ободряли и воодушевляли всегда те славные образцы строгой
иноческой жизни, какие видел я при путешествиях своих по многим русским
обителям и пустыням, особенно в памятные годы путешествий со своим аввой
Варлаамом во Святую Землю и на Афон. В первое лето моего
священноиноческого служения я духовно был утешен присутствием на
Саровских торжествах в дни открытия честных останков преподобного
Серафима. Затем много получал духовного удовлетворения от богослужений в
Кронштадте и в других местах, сподобившись неоднократного служения с
приснопамятным молитвенником Земли Русской протоиереем Иоанном Сергиевым
Кронштадтским, от которого также получал наставления и советы на
монашеское и пастырское служение. Глубоко умилительные личные советы и
письменные назидания подвижников, старцев афонских и российских
монастырей – например, старца Гавриила и других старцев-подвижников –
смиряли и подкрепляли мой немощной дух и не допускали глубоко падать в
бездну греховную, среди бурного житейского моря".
Отец Серафим Ган отмечает, что отец Ювеналий принимал участие в омовении
мощей преподобного Серафима при их открытии в 1903 году.
В том же году отец Ювеналий, по благословению епископа Пермского Иоанна,
был назначен архимандритом Варлаамом исполняющим обязанности заведующего
и строителя Белогорского подворья в г. Перми, где среди различных
крупных строений воздвиг и Златоустовскую церковь. Эту должность он
занимал до 1910 года. В этом году отец Ювеналий из состава братии
Белогорского монастыря был переведен на должность эконома Пермского
Архиерейского дома. За труды во славу Божию и св. Церкви отец Ювеналий в
эти годы был награжден Священным Синодом золотым наперсным крестом.
Будучи экономом, иеромонах Ювеналий в конце 1911 года под впечатлением
от рассказов видного камчатского миссионера и своего будущего
сослужителя в г. Харбине иеромонаха Нестора (Анисимова), загорелся
"святым воодушевлением и желанием ехать в далекую холодную Камчатку".
Однако вместо этого, ходатайством епископа Пермского Палладия
(Добронравова) и постановлением Святейшего Правительствующего Синода, он
был избран 1 февраля 1912 года первым настоятелем и строителем
общежительной Фаворской Спасо-Преображенской мужской Пустыни в Осинском
уезде Пермской епархии. В 1912, 1915, 1917 годах отец Ювеналий слушал
миссионерские курсы в Перми под руководством пермского епархиального
миссионера А.Г. Куляшева. В Фаворской пустыни отец Ювеналий отличился
ревностным храмостроительством: в 1912 г. был закончен
Спасо-Преображенский собор, а в 1915 г. воздвигнуты Казанская домовая
церковь и летний Кресто-Воздвиженский храм.
19 июля 1912 года, в день памяти преподобного Серафима Саровского, в
Петроградской Благовещенской церкви Синодального подворья епископом
Пермским Палладием иеромонах Ювеналий был возведен в сан игумена. В
одном из духовных журналов в то время так писалось об отце Ювеналии:
"Высоко деятельная жизнь о. иг. Ювеналия, те тяжелые труды, которые он
налагает на себя, не могут, конечно, укрыться от братии и многочисленных
посетителей Фаворской обители, обращающихся к нему за духовными
советами. И подвижник, подкрепленный Божественной помощью, искусно
врачует духовные раны добрым словом и сильною любовью. Нередко он
говорит: "Други мои, помните Христа, и все будет легко. Его в сердце
храните, и никогда не устанете, никогда не ропщите на эту жизнь. Пусть
Христос везде с Вами будет. И не только с Вами, но и со всеми
обездоленными, сидящими во тьме и сени смертной. А может разве
светильник гореть, если о нем бросите заботиться? Так и с душами
вашими".
В 1914 году также в день памяти прп. Серафима Саровского, игумен
Ювеналий был возведен священномучеником еп. Пермским Андроником
(Никольским) в сан архимандрита. В 1915 году им же был назначен на
должность благочинного всех монастырей Пермской епархии.
Революция. Отъезд из России
В 1918 году большевиками были убиты архиеп. Пермский Андроник, архим.
Варлаам и другие священнослужители. В Белогорской обители множество
монахов было убито после зверских пыток. Отец Ювеналий совместно с
несколькими монахами-белогорцами скрывался от большевистских гонений. По
заповеди Христовой: "Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в
другой" (Мф. 10, 23), архим. Ювеналий в июне 1919 года, по благословению
еп. Пермского Бориса, покинул Фаворскую пустынь и переехал в Читу, а в
1920 году оказался в Харбине. В Харбин в то время прибывало много
русских, бежавших от большевистской, безбожной власти. Русское население
этого города многократно увеличилось, так что было принято решение
открыть Харбинскую и Манчжурскую епархию.
По прибытии отца Ювеналия в Харбин он был назначен 1 апреля 1921 года
настоятелем Успенского храма и смотрителем нового русского кладбища. 1
сентября 1922 года, с благословения архиеп. Харбинского и Маньчжурского
Мефодия (Герасимова), им был основан мужской Казанско-Богородицкий
монастырь на Крестовском острове, что в окрестностях Харбина. Отец
Ювеналий был назначен строителем и настоятелем этого монастыря. Однако в
декабре этого же года он был командирован в Сербию, где временно
исполнял должность настоятеля Сербского мужского монастыря "Витовница".
Вернувшись в июне 1924 года в Харбин, он вновь был назначен настоятелем
и строителем новой Казанско-Богородицкой обители, перенесенной теперь в
пос. Новый Модягоу (или пос. Гондаттиевка) на окраине Харбина. Здесь был
построен величественный трехпрестольный Казанско-Богородицкий храм с
приделами в честь вмч. Пантелеимона справа и Архистратига Михаила –
слева. Были построены также типография, келии для многочисленной братии
монастыря и больница имени покойного харбинского врача-безсребреника
В.А. Казем-Бек.
17 августа 1924 года архиепископом Мефодием было совершено освящение
закладки Казанского соборного храма обители, а в декабре того же года
состоялось освящение уже законченной церкви.
В то тяжелейшее время испытаний для многих православных людей Господь не
оставлял их. Для поддержания их веры среди гонений от безбожной власти
Он посылал различные знамения. Одними из таких знамений были
многочисленные чудеса обновлений старых, почерневших от времени или
каким либо иным образом поврежденных святых икон. Этих случаев по всей
России и, в частности, на Дальнем Востоке было так много, что архиеп.
Харбинский и Манчжурский Мефодий (Герасимов) написал книгу "О знамении
обновления святых икон", которая была издана в Харбинской епархии в то
время. В этой книге он собрал все известные ему случаи обновления св.
икон (Книга была недавно переиздана).
В новом Казанском храме обители находились чтимые братией, чудесным
образом обновившиеся иконы Божией Матери "Владимирская" и "Неопалимая
Купина", а также большая храмовая "Казанская". В Пантелеимоновском
приделе хранилась чтимая икона великомученика Пантелеимона, присланная с
Афона.
Монастырской типографией издавался духовно-нравственный журнал "Хлеб
Небесный", редактором которого в течение 10 лет являлся архим. Ювеналий.
Среди многочисленных книг и журналов, изданных обителью, были:
приложение к журналу "Детское чтение", сборник "Рождественский
благовест", "Полный молитвослов с канонами и правилом ко Святому
Причащению", сборник "Надежда" с истолкованием молитвы Господней и 9
заповедей блаженств, "Песнопения Страстной и Пасхальной Седмицы и
двунадесятых праздников с переводом их на русский язык", "Жития святых",
"Христианская жизнь по Добротолюбию", "Церковный энциклопедический
словарь архим. Феодосия", "Краткий очерк возникновения и устроения и
жизни обители" и многое другое. Кроме собственной типографии, обитель
имела и мастерские: иконописную, столярную, переплетную, сапожную и
портняжную.
Казанская обитель славилась своими духоносными подвижниками, среди
которых наиболее известными были схиигумены Игнатий и Серафим и схимонах
Михаил, имевшие от Бога дары молитвы и прозорливости.
В 1927 году архим. Ювеналий был награжден Благословенной грамотой от
Заграничного Синода за труды по устройству обители и храма и по изданию
духовного журнала "Хлеб Небесный".
В 1929 году Заграничным Синодом во внимание к отлично-усердной и
ревностной службе и церковно-просветительской деятельности архим.
Ювеналий был награжден правами настоятеля первоклассного монастыря
(встреча с жезлом и св. крестом на блюде).
В 1934 году в Сремских Карловцах Архиерейский Собор Русской Зарубежной
Церкви по ходатайству Начальника Пекинской Миссии еп. Виктора постановил
хиротонисать архим. Ювеналия во епископа Синьцзянского (в Восточном
Туркестане), второго викария Русской Духовной Миссии с пребыванием в
городе Урумчи, где русскими беженцами хранилась Табынская икона Божией
Матери и было построено несколько храмов. В связи с этим русские жители
г. Урумчи претерпели немало скорбей от большевиков, и поэтому Собор
решил назначить им архипастыря для укрепления и благоустройства их
епархии.
Получив определение Собора, архим. Ювеналий, готовясь к хиротонии,
ежедневно совершал Божественную литургию в соборном храме обители. 28
января 1935 архим. Ювеналий в кафедральном Николаевском соборе Харбина
был возведен в сан еп. Синьцзянского 2-го викария Пекинской Миссии с
освобождением от должности настоятеля Харбинского монастыря. Хиротонию
совершали: архиеп. Харбинский и Манчжурский Мелетий (Заборовский),
архиеп. Камчатский и Петропавловский Нестор (Анисимов), еп. Хайларский
Димитрий (Вознесенский), св. еп. Шанхайский Иоанн (Максимович), 1-й
викарий Пекинской Миссии.
К сожалению, еп. Ювеналию невозможно было из-за значительных затруднений
для проезда отправиться к врученной его попечению Синьцзянской пастве. В
течение года Владыка продолжал настоятельствовать в обители. В 1936 году
заменял находившегося в Белграде Начальника Миссии еп. Виктора. В
1937-1938 годах Владыка заменял 1-го викария Миссии святителя и
чудотворца Иоанна Шанхайского, принимавшего участие в работе
Архиерейского Собора в Сремских Карловцах. После его возвращения Владыка
был определен настоятелем Никольского храма-памятника в Шанхае, где
помогал еп. Иоанну в делах Миссии.
В 1940 году еп. Ювеналий возвращается в Харбинскую епархию с присвоением
ему титула "епископа Цицикарского 2-го викария Харбинской и Манчжурской
епархии" и с назначением вновь на должность настоятеля
Казанско-Богородицкой обители. Здесь Владыка продолжал жить строго
аскетической жизнью, привлекая многих богомольцев своими проникновенными
поучениями и любовью к уставным богослужениям. Крестница Владыки
вспоминает: "Владыка Ювеналий был для меня как родной отец. Мое детство
прошло возле монастыря. Я хорошо знала всех монахов и трудников. Мой
отец умер, когда мне было четыре с половиной года. Владыка, часто бывая
у нас, говорил мне: "Я твой папа" или "Я твой крестный". Когда он
вернулся из Шанхая в 1940 году, он научил меня чтению псалмов. Бывал
Владыка у нас как родной, т.к. мы жили напротив монастыря, а мама была
из Перми. Они часто вспоминали Пермь и старцев. Владыка очень любил наши
церковные богослужения. За монастырским бдением на 9-й песни он выходил
на середину храма и говорил: "Пойте все!" И пела вся церковь, а народу
всегда было много и это как бы освежало молящихся. Когда Владыка служил,
он весь уходил в службу и усердно молился, приводя и других в
молитвенное настроение своим благоговейным служением. Поэтому молящиеся
не знали утомления. Великим постом Владыка всегда совершал соборование и
проводил общую исповедь. Церковь всегда была полна молящимися и
причащали обыкновенно из трех чаш…"
Кроме настоятельства в обители Владыка с 1941 по октябрь 1945 года
принимал участие в Епископских Совещаниях по чрезвычайным церковным
делам Харбинской епархии под председательством Митрополита Харбинского и
Манчжурского Мелетия, Представителя Заграничного Синода на Дальнем
Востоке.
С 1922 по октябрь 1945 года, до полного освобождения Маньчжурии
Советской Армией от японской власти, Владыка находился в юрисдикции
Заграничного (Карловацкого) Церковного Управления.
В октябре 1945 года по благословению Святейшего Патриарха Алексия I, был
принят в лоно Русской Православной Церкви прибывшим в Харбин еп.
Ростовским Елевферием.
В 1945-1946 годах Владыка состоял студентом Харбинского Богословского
факультета института св. кн. Владимира, который закончил, сдав зачеты за
все 4 курса.
Возвращение на Родину
В марте 1946 года Владыка был освобожден от должности настоятеля
монастыря с назначением быть епископом Шанхайским, викарием начальника
Пекинской Духовной Миссии в Китае (по благословению Святейшего Патриарха
Алексия I). Однако Владыке невозможно было получить визу в Шанхае,
поэтому 30 января 1947 году, по благословению Его Святейшества, Владыка
вернулся на родину. 21 февраля Владыка получил временное назначение в
Псково-Печерский монастырь. Через три месяца, 12 мая 1947 года, Владыка
был назначен на Челябинскую кафедру.
В 1948 году Владыка был возведен в сан архиепископа и 3 июня 1948
перемещен на Иркутскую кафедру. 21 февраля 1949 перемещен на Омскую
кафедру. В 1950 году в связи с 50-летием пребывания архиепископа
Ювеналия в священном сане Святейший Патриарх Алексий приветствовал его
особым посланием.
Душа Владыки стремилась в родные места. Будучи на Омской кафедре,
Владыка в конце июля – начале августа 1951 года посетил свою малую
родину. В Ижевске в кафедральном Троицком Соборе он служил при большом
скоплении народа. К нему под благословение подошло до 1200-1500 чел. Он
не проповедовал, но после богослужения в соборе, отправляясь домой,
раздавал много милостыни в виде денег и при раздаче говорил, чтобы
берегли святую веру, не забывали Бога. Из Ижевска он отправился в
Сарапул и там пробыл несколько дней. Здесь тоже многие его знали и
помнили. Он опять служил при большом стечении верующих (ЦГА УР, ф.
Р-551, оп. 1, д. 99, л. 71).
В 1952 году, когда с переводом ижевского епископа Иеронима на
Куйбышевскую кафедру Ижевская кафедра стала свободна, Владыка просил
Святейшего Патриарха перевести его на Ижевскую кафедру, т.к. «на
старости лет он желал послужить в своих родных местах, хотя и на меньшей
епархии», и «скончать жизнь свою близ могил своих родителей (братьев и
сестер)» (Архив Московской Патриархии, Личное дело архиепископа Ювеналия).
Архиепископ Ювеналий указывал также, что управление огромной
Омско-Тюменской епархией в его преклонном возрасте (77 лет) и неважном
здоровье очень утомительно и обременительно.
Прибытие Владыки Ювеналия в Удмуртию
31 июля 1952 года он был назначен на Ижевскую и Удмуртскую кафедру.
Прибыл он в Ижевск в конце августа – начале сентября. Уполномоченный
Совета по делам Русской Православной Церкви по УАССР Мошкин, наблюдавший
за деятельностью Архиепископа Ювеналия, сделал вывод, что «несмотря на
свой преклонный возраст, он довольно энергично взялся за изучение
епархии. За этот короткий промежуток он побывал в г. Сарапуле два раза,
в г. Воткинске, в г. Камбарке. Кроме того, не по одному разу проводил
службы в обеих церквах Ижевска…каждый раз произносит проповеди,
неизменно заканчивающиеся призывом верить в Бога, укреплять религию» (ЦГА
УР, ф. Р-551, оп. 1, д. 105, л. 167об-168).
Любя уставное, монастырское богослужение, Владыка удлинил в кафедральном
Троицком Соборе церковные службы (ЦГА УР, ф. Р-551, оп. 1, д. 104, л.
8об-9). В 1954 году уполномоченный по УАССР Халевин отмечал, что
Архиепископ Ювеналий, несмотря на свой преклонный возраст, ревностно
относится к церковному богослужению, «вызывая удивление среди служителей
культа республики своей стойкостью и выносливостью. В каждый воскресный
день он сам принимает участие в отправлении богослужений в Троицком
Соборе, служит и в другие дни недели. Часто выступает с проповедями и
беседами, требуя того же от настоятелей церквей. Строгие требования в
ревностном исполнении богослужения и обрядов он предъявляет ко всем
своим подчиненным» (ЦГА УР, ф. Р-551оп. 1, д. 124, л. 6).
Владыка часто выезжал на приходы, где совершал богослужения в
торжественной обстановке с участием хора Троицкого Собора. Всегда
Владыка говорил проповеди и поучения, и его служение привлекало всегда
большое количество верующих (ЦГА УР, ф. Р-551, оп. 1, д. 123, л. 2).
Владыка поддерживал письменную связь и помогал материально многим
находившимся в заключении священникам и епископам, которых он знал. Так,
он оказывал денежную помощь архиепископу Нестору (Анисимову), которого
по его возвращении из Китая в СССР отправили в лагерь (ЦГА УР, ф. Р-551,
оп. 1, д. 124, л. 9).
В 1955 году Владыка Ювеналий был награжден правом ношения креста на
клобуке.
Владыка старался посетить монастыри, где жили духоносные подвижники. В
1956 году в праздник Преображения он был в Глинской пустыни и возглавлял
длинное монастырское богослужение. Поскольку молодые послушники не
знали, как обслуживать архиерея, обязанности иподиаконов выполняли
духоносные Глинские старцы схиархимандриты: Андроник (Лукаш) и Серафим
(Романцов).
Вечером в день Преображения в обители был монашеский постриг двух
послушников. Постригал Владыка. При пострижении он сказал слова,
свидетельствующие о его духовной опытности, глубоком понимании им сути
монашества и вообще христианского подвижничества. По воспоминаниям
паломницы, Владыка, «вспомнив свою молодость, сказал, что в свои 25 лет
по глупости думал, что иноческий путь может его привести к архиерейству.
Архиереем он стал, но глубоко убежден, что считать это целью монашества
можно только по глупости. Это путь к Богу, путь особый, путь борьбы с
собой, более узкий и более прямой, на котором могут встретить монаха
невыразимые утешения, но только для поддержки среди трудностей в этой
борьбе» (Пыльнева Г.А., сост. «Глинская мозаика. Воспоминания паломников
о Глинской пустыни (1942-1961)». М., Паломник, 1997, с. 61)
В начале 1956 года уполномоченный Халевин из бесед с Владыкой и со слов
секретаря Епархиального совета диакона Полякова сделал вывод, что
«Архиепископ Ювеналий почти не читает газет и журналов, не интересуется
внутренней жизнью страны и все свое свободное время проводит за чтением
«житий святых» или пением псалмов». По словам диакона Полякова,
Архиепископ Ювеналий стал часто говорить о своем уходе на покой (ЦГА УР,
ф. Р-551, оп. 1, д. 123, л. 50).
За несколько месяцев Владыка предвидел свою кончину и просил епископа
Вологодского и Череповецкого Гавриила (Огородникова), с которым его
связывала 40-летняя дружба, обязательно приехать к нему отдать последний
долг, когда тяжкая болезнь повергнет его на смертный одр. Из доклада
епископа Гавриила Святейшему Патриарху об обстоятельствах кончины
Владыки мы и знаем о его последних днях.
25 декабря Владыка соборовался, на следующий день причастился Святых
Христовых Таин и просил епископа Гавриила срочно приехать и постричь его
в схиму. К сожалению, поезд был задержан на сутки и когда 27 декабря
епископ Гавриил приехал, то нашел, что Владыка был уже пострижен в схиму
с именем Иоанн (в честь святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова)
приехавшим из Москвы архимандритом Петром (Семеновых), духовником братии
Троице-Сергиевой Лавры с 1952 года и духовником Патриарха АлексияI с
1961 года.
Владыка еще со времени настоятельства в Фаворской пустыни Пермской
епархии был многие годы, в том числе в Китае, духовным наставником отца
Петра, который так обращался к Владыке в письмах: «Авва мой, породивший
меня к духовной жизни» (ЖМП, 1972, № 1, с.24).
Несмотря на тяжелое состояние, Владыка узнал приехавшего епископа
Гавриила и очень обрадовался его приезду. Он находился в сознании почти
до последнего вздоха. Страдания его временами были очень тяжелы, и он
тяжко вздыхал. 28 декабря, в воскресенье, во второй половине дня его
страдания усилились и вместе с этим углубилось его молитвенное
настроение. «Пойте Богу нашему, пойте», - вскрикивал он между стонами, и
окружающие его, выполняя просьбу умирающего, пели разные молитвы и
песнопения, которым он внимал, преодолевая страдания. В последние часы
жизни, при пении тропаря святому апостолу Иоанну Богослову, Владыка
неожиданно поднял слабеющую руку, как бы желая управлять пением. Все
присутствующие продолжали петь и молиться в этой торжественной
обстановке. К полуночи Владыка начал постепенно угасать. Ровно в 12
часов ночи по местному времени он тихо скончался. Епископ Гавриил
совершил первую панихиду.
После необходимых приготовлений тело Владыки в понедельник утром
облачили в мантию, принадлежавшую, по словам епископа Гавриила, «одному
убиенному игумену, которую Владыка хранил с 1918 года». По всей
вероятности, это была мантия преподобномученика Варлаама, настоятеля
Белогорской обители, келейником которого был Владыка. Тело положили во
гроб и перенесли на руках в Троицкий Собор, от которого архиерейский дом
отстоял за два квартала. Вынос тела покойного Владыки из архиерейского
дома в храм сопровождался огромным стечением народа. Днем и ночью храм
оставался открытым для народа, приходившего проститься со своим любимым
архипастырем. Беспрерывно перед гробом священники читали святое
Евангелие и совершали панихиды. Во вторник вечером был совершен
торжественный парастас при переполненном храме. Из разных городов и сел
епархии стекалось духовенство. В среду, 31 декабря, после заупокойной
литургии началось отпевание в сослужении 30 священников и диаконов.
Перед началом отпевания была зачитана телеграмма Патриарха с выражением
соболезнования и также много других телеграмм от друзей и знакомых
почившего. Отпевание закончилось в третьем часу дня, после чего гроб,
поднятый священнослужителями, был трижды обнесен вокруг храма и затем
снова внесен в него. Здесь, в левом приделе, был приготовлен склеп.
После совершения литии при торжественном пении «Святый Боже…» гроб,
скрепленный печатью, был медленно опущен в могилу.
Диагноз врачей установил у Архиепископа рак печени и сужение пищевода,
причем было отмечено, что рентгеновские процедуры, проведенные им в
Одессе, ускорили процесс рака, который у него был в зачатке (Архив
Московской Патриархии, ф. 1, оп. 4, д. 651, л. 1-2).
В 1997 году Высокопреосвященнейший Архиепископ Ижевский и Удмуртский
Николай во время реконструкции на месте левого придела Троицкого Собора
Ижевска осмотрел состояние гроба Владыки и обнаружил, что останки
Владыки нетленны, о чем рассказал во время проповеди в Троицком соборе
Ижевска в 2000 году.
В Русской Зарубежной Церкви среди бывших харбинцев Владыка пользовался и
пользуется большим почитанием.
В Удмуртской епархии после смерти Владыки многие годы церковные люди
прибегали к нему за молитвенной помощью. В так называемые «застойные
времена» верующие молились ему как «человеку святой жизни», «великому
праведнику». И эти молитвы не оставались без ответа, о чем
свидетельствовали и ныне свидетельствуют многие люди.
Иерей Александр Малых, клирик
Александро-Невского кафедрального Собора г. Ижевска
|
