Томас: «И давно вы стали ходить по врачам, господин барон?»
Мюнхгаузен: «С тех пор, как умер».
Г. Горин «Тот самый Мюнхгаузен»
Так нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих. (Мф., 18,14)
Предисловие
Еще одно санитарно-просветительское издание? Нет нужды в очередной брошюре типа «Советы гипертонику» или «Чудесные исцеления своими руками». Разве мало телевидения, мало радио и журнала «ЗОЖ»? Нет, к сожалению, не только не мало, но даже и слишком много.
Количество никак не перейдет в качество. Или уже перешло – но не в то, какое бы пошло на пользу.
Человек должен уметь болеть не меньше, чем уметь лечить. Врача учат шесть лет – и не все оказываются пригодны. Почему же умение болеть считается само собой разумеющимся – почти инстинктивным? Кто научит больного быть правильным, умелым больным?
Лекарств все больше, аппаратура разлагает организм даже не на клетки, а на атомы, видны самые сокровенные уголки тела, болезни диагностируются все точнее, лекарств все больше, хирургия все радикальнее, а количество страдающих людей вопреки всем формальным успехам, только растет!
«Увы, современная медицина становится все более и более безблагодатной», – как-то заметил профессор А.В. Недоступ.
Под «современной медициной» мы имеем в виду европейскую индустриальную «доказательную» медицину. Современная медицина, как Наполеон в России, способна выиграть отдельные сражения с недугом, но никогда не приводит к достижению стратегической победы – исцелению. Значит, есть еще что-то, о чем современная медицина забыла или старается не вспоминать.
Мы решили проанализировать эту парадоксальную ситуацию, и вот что оказалось.
Больные все острее нуждаются, если не сказать жаждут, общения с врачом, причем, желательно, верующим. Они хотят, чтобы их научили болеть и жить. Но поиски их, как правило, безуспешны. И они идут в тенета Интернета, где и увязают, как мухи. Почему Интернет со всеми своими рецептами, рекомендациями и справочниками никак не может заменить медицину?
В чем ее отличие от западной медицины?
Православная медицина есть презумпция наличия души.
Часто приходится слышать, что не может быть медицины православной или мусульманской, как не может быть православной физики, иудейской геологии или мусульманского сопромата.
Внешняя логичность этого утверждения на самом деле скрывает в себе ложь, не позволяющую современному «светскому» человеку не то, чтобы исцелиться, а и даже просто почувствовать себя здоровым в течение более или менее длительного времени.
Эта невидимая, но всепроникающая ложь – в сознательной подмене понятий и объектов рассмотрения, когда человека рассматривают как абстрактный «объект», в человеке не видят души, лишают права на духовную уникальность и рассматривают как неодушевленный предмет или животное, только потому, что никакими приборами зафиксировать наличие и измерить параметры души пока не удается. Немудрено: обнаружить что-либо можно только по взаимодействию со сходным: напряжение в электрической сети не измеряют градусником, а время – строительной рулеткой.
Детектировать, выявить наличие души может только другая душа, когда они приходят в соприкосновение – и это дано нам в виде ощущения и понимания, какова эта чужая душа, когда встречаются два человека. Как только между ними возникает бездушный прибор, контакт исчезает: на мониторе компьютера души не увидать, какие бы разно-цветные ауры или резонансы вам не представляли ученые.
Все труднее разглядеть душу ближнего в наши недоверчивые, привычные к обману и вероломству времена.
Как сложно бывает добиться, чтобы души врача и больного соприкоснулись. Как их сделать открытыми, очистить хотя бы от коросты страха и скорлупы гордыни? Все это требует от врача и больного известной степени доверия.
Без этого не будет ни сочувствия, ни постижения друг друга, ни сотрудничества в борьбе с недугом.
Но между врачами и пациентами государство вбивает клинья: СМИ, сами обыватели (на уровне бытовых сплетен) старательно чернят друг друга, видя во врачах и больных непримиримых врагов: медики – убийцы, взяточники и халтурщики, пациенты – симулянты, сутяги, жлобы. На самом деле все «хороши» – недостатки распределены среди них всех равномерно, такова природа человека, проникнутого гордыней.
Медицина – это не столько наука, сколько особая форма человеческих отношений и общественного сознания.
Даже самое людоедское общество старается обзавестись медицинской системой. Обретение обществом медицины неизбежно – эта потребность лежит на уровне общечеловеческого инстинкта самосохранения.
Медицина – это принятое в обществе отношение к жизни и смерти, царящие в обществе мотивации, оценки и приоритеты, вера или неверие. Каково общество – такова и медицина. В больном, порочном обществе сама медицина порочна и больна – и потому в таком обществе не может быть здоровых людей.
Поэтому сколько культурных или цивилизационных вариантов, столько и медицин. Например, для иеговистов недопустимо переливание крови, а значит, хирургия и реаниматология у иеговистов будет уже совсем не та, что у атеистов или православных. У мусульман есть проблемы с современной гинекологией или маммологией. На Западе болезнь могут лечить и эвтаназией, и стволовыми клетками, а у нас в России – это табу. И так далее.
Кто такой врач?
Врачевание – должность, профессия, призвание? Дар Божий или возложенный долг?
На самом деле, несмотря на огромное разнообразие общественных статусов и профессий, в обществе никого, кроме врачей и больных, нет. Наличие диплома еще не признак дара врачевания. Иисус, как известно, врачуя многих, диплома не имел. И во времена Иисуса, как и сейчас, были врачи бездарные и мздоимчивые.
И женщина ... издержавши на врачей все имение, ни одним не могла быть вылечена. (Лук., 8,43)
Много потерпела от многих врачей, истощила все, что было у ней, и не получила никакой пользы, но пришла еще в худшее состояние... (Мк. 5,26)
Общество непрерывно рождает врачей, потому что Бог не может не делиться своими дарами с людьми, не может не снабдить страдающее, поврежденное человечество средством к помощи, к спасению. Но осознать свое призвание бывает нелегко, человек может не догадываться о наличии у себя дара врачевания. И последняя уборщица может, сама того не подозревая, оказаться способна исцелить неизлечимого больного.
Как услышать в себе этот зов, разглядеть этот дар, осознать свое призвание? Для выбора врачебной профессии необходимо духовное общение.
Именно потому, что врачевание – дар Божий, разглядеть и направить одаренного на нужное поприще проще прозорливой душе, имеющий собственный опыт духовного общения – священнику, духовнику, старцу: никакие психологические тесты и тренинги по профориентации не заменят духовного зрения.
Сколько же в медицине подвизаются случайных людей, людей профнепригодных, но тем не менее, продолжающих исполнять не свой долг, а «профессиональные обязанности», не имея ни способностей, ни желания врачевать, не любя ни пациентов, ни профессию.
Сколько могло бы прийти в медицину «избранных», одаренных людей, для которых врачевание – не профессия, а призвание, если бы родители и сами подростки осознавали духовные истоки профессии, имели возможность церковного общения с опытными духовниками.
Мы друг для друга, каждый для каждого – и яд, и лекарство. Исцеление приходит к страдальцу только через человека. Источник болезней – поведенческая поврежденность – грех питается порочными человеческими отношениями, в том числе взаимоотношениями человека с самим собой. Нет у людей болезней, травм и проблем без участия «человеческого фактора».
Нет неизлечимых болезней: просто не каждому дано успеть встретить своего врача.
Современный «технологичный» врач в своей голове никогда не может сложить весь пазл страданий конкретного человека – его представления всегда неполны, всегда не хватает каких-то элементов.
В поиске этих недостающих звеньев страдания современная медицина разлагает человека на все более мелкие детали – вплоть до генома и отдельных молекул, и все равно не находит недостающего звена. Поэтому никогда человек не будет удовлетворен современной технологической медициной.
Потерянное звено – сама единая телесная и духовная сущность человека, его нарушенная, поврежденная целостность....
«Процесс православного врачевания исходит из того, что болезнь человека чаще всего является следствием греха». (А.В. Недоступ, 2011)
Поврежденность духа неминуемо отрицательно сказывается на состоянии души, проявляем внешне и ощущаем субъективно – эмоциях, мотивациях, помыслах, и физиологически неизбежно – на состоянии тела.
Неискупленный грех застревает в сознании человека как инородное тело, заноза, осколок. И порождает тревогу, депрессию, и, в конце концов, лавину, цепную реакцию т.н. психосоматических реакций, способных привести человека к полной потере жизнеспособности.
Единственная стратегическая цель, к которой стремится православный больной и православный врач – не излечение поражений отдельных органов и устранение проявлений болезни, а исцеление – восстановление целостности своей единой – телесно-душевно-духовной природы. А это удел не медицины, а ВРАЧЕВАНИЯ, в котором нет места пассивному скотскому, животному, ветеринарному страданию, а есть три единых объекта исцеления – тело, душа, дух и три активных участника, действующих сознательно и сообща – пациент, врач и священник. Понятие «врачевание» шире и многообразнее понятия «лечение»: врачевать можно такие страдания, которые нельзя вылечить.
Таким образом, исцеление, т.е. целостное лечение, восстановление поврежденной целостности человека должно включать как минимум три компонента:
излечение телесных нарушений – хирургическим или консервативным путем, излечение души (т.е. сфера психиатрии и психологии), и, наконец, терапия духа – а это уже есть дело Церкви и ее служителей.
И обязательно – при деятельном, осознанном, мотивированном участии пациента, который выступает сотворцом своего исцеления.
Дальше в нашем повествовании все чаще будут встречаться слова «долг», «должен», «надо». Немудрено: поддерживать свою телесно-духовную целостность для каждого человека – не привилегия или право («хочу-не хочу»), а обязанность, долг.
В РФ, по писаному закону, больные, знающие о наличии у себя некоторых заразных болезней, например, СПИДа, несут ответственность за сознательное заражение третьих лиц. Поврежденность природы человека так же заразна, как чума или холера. Поэтому неписаный закон подразумевает, что мы не должны своей поврежденностью вредить другим людям – вводить их в соблазн или разрушать их природу.
Поэтому стремиться к исцелению, поддерживать в себе телесное и духовное здоровье, чистоту и неповрежденность души – долг и прямая обязанность каждого.
В исцелении каждого – залог исцеления всего общества. Поэтому ниже будет все чаще и чаще встречаться глагол «должен».
Деятельное участие православного больного в своем исцелении. заключается в нескольких аспектах.
1. Осознание больным наличия у себя души – понимание собственной двуединой, телесной и духовной, сущности.
Многие, заболев, принимают исключительно пассивную, страдательную роль, вполне уподобляясь бессловесным и бессмысленным пациентам ветеринара доктора Айболита. Поэтому, прежде чем требовать чего-нибудь от современной медицины, вы должны решить, к кому вам следует обращаться – к врачу или ветеринару. А для этого должны сами решить для себя – вы человек или просто говорящий представитель отряда приматов.
Человек по природе своей двуедин – т. е. состоит из тела и души, которая включает в себя дух, как ядро, высшую часть нетелесной сущности человека. Поврежденность любого из компонентов этого единства распространяется и на оставшиеся.
Но прежде чем разбираться в причинах недуга и искать пути его преодоления, исцеления, больной должен осознать наличие у себя недуга, т. е. временной поврежденности тела и души, и сознательно искать помощи. Звать и искать того, кто его исцелит, успеть встретить своего врача.
Кажется, что в этом трудного – понять, что ты болен. Кашель и понос – вот и доказательства. Но во многих случаях наличие заболевания для человека не так очевидно, как кажется. Люди склонны быть некритичными к своему состоянию и не замечают, что больны (особенно, если недуг захватывает душу).
С другой стороны, часто больной культивирует свой недуг, подпадая в психологическую и душевную зависимость от него.
Подчас болезнь так сращивается с личностью больного, что попытку избавления от нее или даже сомнение посторонних в наличии болезни он рассматривает как покушение на свою сущность или сокровенную собственность.
Существуют как реальные душевные недуги, такие как ипохондрия, канцерофобия, так и огромное количество мнимых недугов, когда человеку выгодно (вольно или невольно) считать себя больным, он прячется в нее как в раковину или панцирь. Болезнь избавляет его от исполнения каких-то обязанностей или предоставляет какие-то поблажки и льготы, либо позволяет особым образом выстраивать отношения с окружающим миром, служит средством привлечения к себе внимания, жалости и т. д. и т. п.
В этом случае поврежденная сущность человека категорически противится исцелению – и он никогда не обратится за помощью к врачу. Исцеление таких больных начинается исключительно духовными средствами – беседой с опытным духовником, исповедью, покаянием и другими Таинствами. И только с освобождением души от духовных заноз и скорлупы возможно выздоровление телесное.
Сущность любого человека изначально повреждена первородным грехом, что отражается и на изначальной отягощенности его природы (тела и души). Эта изначальная, достающаяся нам «в наследство» еще при рождении отягощенность усугубляет также и копящаяся из поколения в поколение индивидуальная, «семейная» поврежденность (которая большинством современных обывателей почему-то обозначается индуистским понятием «карма»).
Поэтому поддержание своей природы в здравом состоянии, т. е. преодоление этой неизбежной поврежденности и отягощенности, всегда требует значительных усилий, воспринимаемых большинством как бремя, долг, исполнение которого, тем не менее, можно отложить «на потом».
Осознание поведенческого, греховного корня, недуга, наличия «мысленного волка» в себе.
Больной должен осознать причины своей болезни – поведенческий и греховный их корень. Мысль эта банальна, но так и не становится руководством к действию. «Причина наших болезней – грехи наши», писал во времена С.П. Боткина и А.П. Чехова в 1898 г. Григорий Дьяченко («Слова на разные случаи», 1898). О том же и мы говорим сегодня, сто с лишним лет спустя.
Даже травмы и несчастные случаи никогда не происходят без «человеческого фактора», к которому в большинстве случаев так или иначе, пусть даже опосредованно, причастен и сам пострадавший. Не менее двух третей травм и катастроф – результат невнимательности, рассеянности, неосмотрительности, пьянства.
Даже если несчастный случай произошел от усталости – кто виноват, что вы превратились в трудоголика, возведя работу и должность в ранг божества, сотворив себе из бизнеса или экстремального спорта кумира? Как пелось в мультфильме: «Не стойте и не прыгайте, не пойте не пляшите, там, где идет строительство, или подвешен груз!»
Особенно ярко «человеческий фактор» таких катастроф и аварий проступает в авиации (о чем неоднократно говорил академик Пономарев) – травмы и несчастные случаи имеют, в конце концов, поведенческую природу: неосмотрительность, пренебрежение или неадекватная оценка обстоятельств или своих возможностей, сознательное лишение себя разума одурманиванием, неоправданный риск и т. п.
Иногда, правда, травма или болезнь даются во благо или во спасение, когда все другие способы остановить человека, отвратить с пути, ведущего к большому несчастью, уже исчерпаны. Реже телесный недуг является единственным лекарством от недуга духовного (в чем неоднократно пришлось убедиться автору лично).
Для понимания истоков и причин своего конкретного заболевания больной должен иметь твердые представления о своей нерасторжимой телесно-духовной сущности, о природе этого единства. Но при этом быть осторожным. Душевные занозы не надо бередить неумелой рукой. Они, как мины, ждут своего часа в нашей душе, чтобы разорваться и погубить. Поэтому относиться к ним надо столь же аккуратно, как к обнаруженным неразорвавшимся боеприпасам. Их надо осторожно, но решительно устранять, стараясь не потревожить детонатор. В каждом из нас, поврежденных первородным грехом, сидит внутренний самоликвидатор, губительный умысел: «От мысленнаго волка звероуловлен буду» – не дай Бог, кто найдет ключ и взведет эту адскую машину, откроет зверю клетку...
Поэтому десять раз надо подумать, прежде чем дать ключи от своей души постороннему – психологу, психотерапевту, психиатру. Тем более, записному волхву или экстрасенсу. Как соматические врачи не видят души в своих схемах и технологиях, так и подобные «специалисты» в большинстве своем не имеют понятия о целостной структуре человеческой природы либо являются умелыми манипуляторами.
За два тысячелетия православная церковь отработала эффективный механизм постижения и исправления поврежденной природы человека – Таинства, прежде всего – Исповеди и Причастия. Но многие ли прибегают к ним, заболев?
Больной должен осознать, к кому обратиться, и понять, чего он хочет – быть «пролеченным», просто работоспособным, только чувствовать себя здоровым или действительно выздороветь? Единственная цель, которую должны преследовать врач и больной – исцелиться и ощущать радость бытия во всем их многообразии.
Больной должен понять, что только втроем, врач своими знаниями, он сам своим трудом и священник трудом духовным помогут одолеть недуг.
Первый шаг, с которого начинается сознательный путь к исцелению – преодоление своего страха перед этим путем. Учение Христа – это, прежде всего, учение о преодолении страхов: страха перед неправой властью, гонениями, потерей состояния, недугами и самой смертью. «Смерть поправ!» – что еще надо объяснять?
Преодолеть страх – значит, ДО-вериться и У-досто-вериться. Довериться врачу и священнику – в принципе посторонним, чужим людям, таким же, как ты сам: ничто человеческое им не чуждо, и они не избавлены от ошибок и заблуждений. А ну как у них ничего не получится?
Очень страшно бывает отдавать себе отчет в истинных причинах болезни. Разбудить совесть. Еще страшнее – прибегнуть не только к таблеткам или хирургии, но и обратиться за помощью к служителям Церкви. Для этого нужна не только вера, но и немалая смелость, потому что наступает момент проверки этой веры...
Восприятие факта заболевания человеком верующим, православным всегда глубже и многограннее, чем неверующим. Мир, окружающий православного человека, богаче и удивительней, «чудней» хотя бы уже потому, что, кроме людей и природы, в нем есть место Богу, инобытию и пакибытию. Православный знает, что человек состоит не только из телесного – нервной системы и внутренних органов, но обладает душой, в нем присутствует дух. Жизнь верующего состоит не просто из желаний, потребностей, действий и событий – труда и отдыха, но и из помыслов, поступков, грехов, искушений и непрерывной работы над собой. Излечение и исцеление не купишь. Его можно только ДОСТИЧЬ!
Болезнь надо правильно воспринимать: не так страшна болезнь, как наши представления о ней. Часто убивает не сама болезнь, а страх перед ней. Узнав о том, что у него рак, больной еще при жизни хоронит себя, превращаясь в ходячего покойника, живое привидение самого себя.
Нам не дано знать, что нам уготовано: сколько больных раком умерло не от рака, а под колесами автомобилей или от пневмонии? Сколько борцов за здоровый образ жизни пали жертвой своих тщетных усилий быть вечно молодыми?
Слово «страда» обычно применяют к уборке урожая. Чем болезнь не урожай, выросший из семян пороков, помыслов и грехов? Страда в одном слове соединяет две стороны болезни – это труд и страдание.
Страдание, страсть преодолеваются только трудом, превозмогаются через усилие, напряжение, нудятся. Исцеление достается преодолением препятствий.
Ленивого исцеления, излечения, выздоровления не бывает. Лень вредит даже на отдыхе. Лень – удобренная почва для прорастания пороков и грехов, спор и семян новых, пусть даже и других болезней, ждущих своей поры.
Исцеление есть сотворчество. Пробуди в себе дар творчества – Божию искру.
Быть телесно, душевно и духовно здоровым в наши дни – уже огромный труд, ответственность, а иногда и подвиг. Почему людям комфортнее быть больными? Потому что преодолевать трудности и соблазны – это вполне ощутимое бремя: здоровье трудится и нудится. Избегать же труда и трудностей в природе человеческой.
Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими. (Мф 7.13)
Встать на путь сознательного исцеления – еще больший труд, страдание, скорби, искушения, горечь правды о самом себе, долгий путь. Больной страшится этого пути. Больной не уверен в результате. Он не видит перспективы этого пути. Встать на него не менее страшно, чем вставать в атаку из окопа под огнем противника. Для исцеления нужна решимость, смелость. Необходимо дерзнуть сделать первый шаг. А решимость для отдельного человека может опираться только на веру.
И он требует от больного сознательного, основанного на вере умения болеть. Поэтому пассивный, «ветеринарный» образ бытия в болезни для православного неприемлем.
Болели и святые. Уметь болеть, значит, уметь жить. Этому умению надо учиться. Врача учат в медицинской академии, интернатуре, аспирантуре и ординатуре. Но кто и где должен учить больного болеть? Учителем больного выступает сама жизнь. Надо просто быть внимательным учеником. Помощников у этого главного учителя всегда в избытке – мнимых и реальных. Но как их распознать? Кому довериться? Ответ прост. Что есть Христос? Жизнь и любовь. Что есть соблазн? Ответ также прост: Лучшее – враг Хорошего.
Если недуг неизлечим – надо уметь мирно сосуществовать с ним. Надо приспосабливаться к себе и обстоятельствам, и быт, по мере сил, приспосабливать, чтобы было в нем вам место отдохновения.
Главное умение православного больного – способность превозмогать болезнь. Это слово надо прочувствовать: превозмогать – значит решиться совершить даже больше, чем тебе по силам, стать сильнее недуга.
Страдать телом, не скверня душу, не поддаваться страхам и искушениям. Уметь довериться врачу и священнику, при этом не требовать от врача, чтобы он исполнил роль священника, а от священника не ждать медицинских советов.
Для многих неочевидно, что врач, вооруженный русской православной традицией, в отличие от врача западного, имеет больший арсенал воздействия.
Врач-технолог воздействует на органы и ткани, редко на весь организм. Православная же медицина имеет в три раза больше открытых путей и рычагов воздействия: тело, душа, дух. Так кто же более подготовлен к борьбе с недугом?
Особое умение православного больного – навык терпеливо ждать развития и исхода болезни, не ропща.
Но как трудно ждать и дождаться. Потому что человек обуреваем потребностью «что-нибудь сделать». И он делает – мечется по специалистам, тратит деньги и силы тогда, когда надо просто ждать. Но не бездействовать: молитва – вот действие. Но многие ли молятся?
Не искать знаков и «знамений». Не ковыряться в своей душе самочинно: это также абсурдно, как пытаться разобраться в механизме швейцарских часов при помощи перочинного ножа и пальца. Непритворно молиться и быть благодарным Богу даже в случае временных неудач и осложнений. Не искать помощи у кудесников и ловцов потусторонних сил. Не пытаться загадывать и гадать. Обращаться не к магии, а к церковным Таинствам – Причастию, Соборованию. Можно сказать, что вера проверяется болезнью.
Обычному врачу бывает трудно постигнуть своего пациента – так не будьте немы, как скот, на приеме у ветеринара, помогите своему доктору, сумейте так рассказать о своих проблемах, чтобы он ясно увидел путь, приведший вас к болезни – отсюда станет ясен путь излечения. Чтобы врач вас услышал, сумейте ему объяснить. Как прихожанин готовится к встрече со священником на исповеди, так и вы попробуйте, идя к врачу, подготовиться к беседе с ним, суметь задать ему вопросы, сформулировать цель своего визита, проанализировав, что происходит с вами.
Помощники – истинные и мнимые. Деятельное сочувствие или праздное любопытство?
Особую проблему для больного составляет участие в его страдании родственников и знакомых, друзей и сочувствующих.
Рождается и умирает каждый сам по себе. Каждый – сам, но не в одиночестве. Радость общения – мощное лекарство, ощущение искреннего сочувствия – мощный стимул к исцелению. Хорошей беседой можно заглушить боль и страдание.
Здесь от родственников умирающего больного зависит больше, чем от него самого. Вы должны стать его руками, ногами, иногда мочевым пузырем. Не надо пытаться избежать неизбежного, миновать неминучее, вообще как-то увернуться от уготованного вам испытания, т.е. от исполнения своего долга. Часто поиски «куда-нибудь положить подлечиться» своего умирающего родственника – лишь попытка переложить с себя ответственность, страх на чужие плечи. И человек умирает в муках не от страдания, а от бессмысленных манипуляций, как лягушка на столе нигилиста-вивисектора – вместо того, чтобы отойти в мир иной среди любящих родственников с чистой совестью и сознанием, что исполнено все до конца.
Кто, кроме вас, позаботится позвать к умирающему или находящемуся в критическом состоянии человеку священника для Исповеди, Причащения, Соборования? Врачи не обязаны это делать, а сам больной, конечно, не может. Вот и умирают православные, как язычники – из-за того, что родственники, оказывается, не осознают, насколько важны для больного церковные Таинства.
Умирающему станет гораздо легче, если он видит вокруг добрые, а не испуганные лица. Вы ведь плачете не о нем, а о себе – «На кого ты нас покинул?» Чувство вины умирающего, не доделавшего своих дел, не обеспечившего будущее семьи – гораздо более мучительно телесных болей. И наоборот, чувство выполненного долга способно облегчить мучения лучше всякого морфия.
Личное участие, тем не менее, не только возможно, но и желательно. Что можно сделать без лекарств, образования и навыков? Огромное поле деятельности доступно каждому без всякого образования.
Уход и реабилитация – вот самые православные вещи, которые столь доступны, и которых всегда так не хватает больному.
Например, исход лечения инсульта не менее чем наполовину зависит от ухода в острый период болезни и помощи в быту после выписки больного домой из стационара. Это то, что никогда никакая служба не сделает за вас. Помочь облегчиться, поправить постель. Вовремя подать питье или накормить. Включить радио или телевизор. Сделать массаж, помыть и протереть кожу. Понять, что хочет сказать онемевший от инсульта страдалец.
Но такая помощь обременительна. Она подразумевает ночные бдения, самодисциплину, режим. А это без опоры на православные ценности очень трудно вынести длительное время. Дерзайте!
Таким образом, у исцеления есть три стороны, три участника, три со-творца: больной, врач и священник. Они – союзники, соратники, в равной мере борющиеся с болезнью. Итоги этой борьбы в русском языке обозначаются по-разному: болезнь можно превозмочь, а больного – либо излечить, либо исцелить. Разные слова определяют и разные итоги борьбы с болезнью.
Православная медицина возникает там, где встречаются православный больной, православный врач и Православная Церковь. Задача обычного врача – не только поставить диагноз и назначить лечение. Задачи и метод православного врача сложнее и труднее, потому что он ВРАЧУЕТ. Врач обязан совместно со священником научить больного болеть. А задача больного – быть хорошим учеником и соратником врача в борьбе с болезнью.
Без духовной поддержки Православной Церкви ни один больной не может быть исцелен. Лекарствами, терапией или хирургией болезнь может быть «подлечена» или, реже, даже излечена, а вот больной быть исцеленным – не может. Нет медикаментов или операций для исправления духовных недугов. Нет таблетки от греха.
В сознании россиянина существуют образы нескольких разных медицин. Каждая со своим «чудесным» амплуа. Самая лучшая, но труднодоступная – восточная медицина. Таинственная филиппинская хирургия. Народная шаманская медицина. Знахарство. Волшебники высоких технологий на Западе – в Европе и США. Самая эффективная – израильская.
Единственная медицина, образ которой отсутствует в массовом сознании – медицина православная, а точнее, православное врачевание.
Почему мы не уважаем нашу медицину? Это в природе человеческой: не ценим, что имеем. Нет пророка в своем отечестве. Хорошо там, где нас нет. И чужой кусок всегда кажется слаще. И всегда хочется чуда, но его никто здесь не видит... Вот простые психологические мотивы, по которым нам кажется, что «там», за рубежом, на Западе медицина лучше и человечнее.
Но не надо путать комфорт во время лечения (он на Западе, действительно, выше) с возможностями, способами и результатами медицинской системы.
Слухи об эффективности западной медицины распускает сама западная медицина. Конечная эффективность лечения основных заболеваний на Западе мало отличается от таковой в России.
Большинство хронических заболеваний – сахарный диабет, язвенная болезнь, нарушения липидного обмена и т.п. признаны на Западе неизлечимыми в принципе. Из-за того, что их, по мнению западных врачей, нельзя вылечить, эти врачи заставляют употреблять соответствующие лекарства ежедневно пожизненно, вплоть до смерти. Тем самым, западная медицина постулирует свое бессилие, принципиальную свою неспособность исцелить больного.
Советское здравоохранение являлось естественным продолжением традиций русского врачевания.
Несведущему человеку может показаться удивительным, что старая, советская система здравоохранения, признанная в 1977 г. Всемирной организацией здравоохранения лучшей в мире, гораздо больше соответствовала православным этическим нормам, нежели та, что создана трудами «реформаторов». Удивительно, но творцами христианнейшей системы здравоохранения СССР были ярые безбожники и богоборцы! Советская медицина явилась своего рода заповедником христианской морали среди разгула большевистского безбожия.
В чем же состояла эта русская медицинская традиция, вытекающая из православного отношению к миру и себе?
Отношения между врачом и больным носили патерналистский (отеческий) характер.
Иван Александрович Ильин в своей работе «Путь к очевидности» в главе «О призвании врача» цитирует письмо семейного врача Ильиных, характеризующее особенность его «метода», отличавшегося особым отношении к больному – «Иначе, чем иностранные доктора, зорче, глубже, ласковее... и всегда с большим успехом. ... Во всяком случае, этот способ лечения соответствует прочной и сознательной русской медицинской традиции.
...Пациент совсем не есть отвлеченное понятие, состоящее из абстрактных симптомов: он есть живое существо, душевно-духовное и страдающее; он совсем индивидуален по своему телесно-душевному составу и совсем своеобразен по своей болезни.... Именно таким должен врач УВИДЕТЬ его, ПОСТИГНУТЬ и лечить. Мы должны ПОЛЮБИТЬ его, как страдающего и ЗОВУЩЕГО брата». (Выделено мной. – Е.П.)
...Деятельность врача есть дело служения, а не дело дохода: а в обхождении с больными – это есть не обобщающее (сейчас мы бы сказали – обезличивающее. – Е.П.), а индивидуализирующее рассмотрение, и в диагнозе мы призваны не к отвлеченной «конструкции» болезни, а к созерцанию ее своеобразия.
...Служение врача есть служение любви и сострадания: он призван любовно обходиться с больным. Если этого нет, то нет главного двигателя, нет «души» и «сердца». Тогда все вырождается, и врачебная практика становится отвлеченным «подведением» больного под абстрактные понятия болезни и лекарства».
Государство же рассматривало врачей как опору, систему безопасности нашего общества, не менее важную, чем военная служба. Врач присягал стране.
«... Врачебная присяга, которую приносили все русские врачи и которой мы все обязаны русскому православию, произносилась у нас ... даже и неверующими людьми». (И.А. Ильин)
Именно этой русской традиции мы обязаны феноменальной эффективности советской медицины, поставившей за годы Великой Отечественной войны на ноги почти 14 млн раненых и больных.
Именно ей мы обязаны до сих пор непревзойденной системой эффективной профилактики, доступной каждому, независимо от социального положения, национальности и дохода.
Сейчас стараются не вспоминать, что были времена – совсем недавние в конце 70-х – начале 80-х годов, когда не нас учили, а мы передавали свой опыт в области сердечнососудистой и микрохирургии американцам.
Но, увы, есть время, когда люди собирают камни – настают времена, когда пришли те, кто их разбрасывает.
«В современной России извращаются отношения «врач - больной», начиная с замены термина «медицинская помощь» на «медицинские услуги» (подразумевая их оплату). Вместо старого патерналистского (отеческого) принципа отношений между врачом и больным внедряется финансово-договорной, с поощряемыми судебными тяжбами (больной против врача), с подписанием больным перед диагностической или лечебной процедурой «информированного согласия» (безграмотная калька с зарубежного выражения) – защитой врача от больного».
В результате смены технологической и методической модели личные врачебные навыки и умения, т.е. собственно «искусство», личное мастерство весьма пострадали.
«Медицина все более открыто становится на путь обыкновенного бизнеса, которому совсем нетрудно «переварить» и клятву Гиппократа, и заветы Пирогова с Чеховым, и других идеалистов от медицины».
Прежде чем искать способ достижения здоровья и радости жизни, посмотрим, какой жизни мы желаем и что нам навязывают в качестве цели, к которой мы должны стремиться. Какой образ бытия нам пытаются привить?
Мы живем в обществе потребления, а строй наш называется государственно-олигархический капитализм. Нравами же не ушли далеко от времен татаро-монгольского ига.
Западные демократии объявили о наступлении «постхристианской эпохи».
Но отмена христианства – это либо ислам, либо нео-языческие квазирелигиозные системы – секты, как правило, тоталитарные, неизбежно деструктивные для своих носителей...
Продолжение Как приватизировать и продать дар Божий?
Евгений Павлович Кузнецов, к.м.н.Человек, не читавший и отрицающий Библию, даже если име
Окружающая нас, искусственная среда мира общества и ма