Вести. Ижица

Из истории Сарапульского Старцевогорского монастыря и его Воткинского подворья

Подробности

Категория: История, краеведение

Тёплым июньским днём 1900 года в Сарапуле на Старцевой горе был открыт первый и единственный, к тому времени, на всё Сарапульское викариатство мужской монастырь.
В прежние времена в окрестностях Сарапула существовало два мужских монастыря, Успенский (ныне на его месте с. Яромаска) и Спасский Усть-Сарапульский монастырь. По сведениям сарапульского краеведа о. Николая Блинова известно, что Успенский монастырь (известный также под названием Успенский Лихоткин в Арамаске) основан ещё до 1600 года, а по уверению неизвестного автора, ссылающегося на тетради, хранившиеся в Яромасской церкви, монастырь был основан старцем Евфимием, во времена царствования Иоанна и Петра Алексеевичей.

Так или иначе, но согласно переписным книгам 1678 года, Сарапульский Успенский монастырь был, и ему принадлежали 10 крестьянских дворов. Крестьяне оброчились у монастыря, платя оброк в основном столовыми припасами (мясо, масло, яйца, орехи, ягоды), да припасами конюшенными (телеги, хомуты, сани, вёдра и т.д.). Иноки же служили им идеалом христианской жизни. Как говаривали старо-русские люди «Свет инокам ангелы, а мирянам иноки». С воцарением Петра не стало защитника монастырей патриарха, сам же царь, не понимавший монашества по его существу, стал требовать с монастырей совершенно иного служения, служения материального. А вскоре и совсем стал их закрывать. Успенский монастырь был закрыт в 1724 году, братию вывели в Уфимский Успенский монастырь, а земли в 1726 году передали Казанской семинарии. О Спасском Усть-Сарапульском монастыре известно, что основан он в 17 столетии, а закрыт в 1764 году после издания «прогрессивной» Екатериной манифеста об упразднении монастырских земель. Земли его были переданы Сарапульской Покровской церкви. В Календаре Вятской губернии за 1885 год дана информация, что оба эти монастыря изначально находились в ведении Московского Саввино-Сторожевского монастыря.
Открываемый более чем через полтора столетия, монастырь был миссионерским, и потому являлся, несомненно, преемником предыдущих монастырей. Местом нового монастыря была выбрана Старцева гора, в то время пригород Сарапула, а ещё ранее Подмонастырская слобода, именно так она именовалась в переписных книгах начала 18 столетия.
Почему гора так называется, существует несколько версий. Самая распространенная из них говорит о том, что прежде на горе (или в горе) жили старцы-отшельники, по всей видимости, монахи Саввино-Сторожевского монастыря. Помятуя об этом, ещё в древние времена сарапульцы поставили на горе часовню, а потом деревянную церковь, по всей видимости в честь Св. Предтечи и Крестителя Иоанна. Сарапульский миссионер Василий Тронин предлагал другую версию. По его мнению гора так названа по месту казни священника-старца о.Тихона, принявшего мученическую смерть от пугачёвцев известных своей жестокостью к священнослужителям и разрушавших и осквернявших всякий храм на своём пути. Вот как описывает эти события о. Николай Блинов в своей статье «Нашествие пугачёвской вольницы на сарапульский край»: «Как скоро злодеи вошли в Сарапул, явился пугачёвский наместник Иван Власьев... На Старцевой горе была приготовлена виселица, где, по сказанию старожилов, злодеи, повесив человека тотчас снимали его с виселицы и кидали прямо под угор, где находился убогий дом. Несчастных страдальцев клали в одну общую кучу и зарывали. Здесь же повешен был приведённый из села Касева из-за Камы священник Тихон. В чём заключалась вина священника, неизвестно, только народное сказание говорит, что он пострадал невинно, и народ, провожавший страдальца на виселицу со слезами на глазах, вручал в протянутые его руки свечи. Когда пришли на место казни, о. Тихон стал молиться; после трёх земных поклонов, Власьев закричал «ну что ты размолился, будет тебе», тотчас надели на него саван, и священника Тихона не стало». Историк Н.А.Добротворский, впрочем, считает, что палачом был не Власьев, а бывший священник из села Касева, присягнувший Пугачёву Данил Шитов. При этом добавляет, что о.Тихон был отпет заживо в соборной церкви и казнён в полном священническом облачении. На казнь его вели, как собаку, на ошейнике. Тело о. Тихона висело несколько дней.
Вот на этом намоленном и омытом мученической кровью месте и был открыт новый монастырь. Инициатива открытия принадлежала епископу Сарапульскому Никодиму (Бокову), владевшему особенными качествами делового административного ума и известного своим ревностным отношением к духовному образованию и миссионерству, к которому он кстати привлекал не только миссионеров, но и всё духовенство. За средствами он обратился к сарапульскому благотворителю купцу П.И. Пименову, но тот надежды, никакой ему не дал. Тогда Преосвященный Никодим поехал в Троице–Сергиеву Лавру помолиться и, будучи приглашён в келью к наместнику монастыря, поведал ему о своей цели приезда. На что тот ему сказал: «Преподобный Сергий поехал уже впереди Вас». И действительно, по приезде он получил от Пименова значительные средства. Ещё до открытия монастыря были принесены с Афона иконы Пресвятой Богородицы Афонской и Св. Крестителя Иоанна Предтечи. В иконах этих были вложены частицы: мощей Св. Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, Животворящего древа Креста Господня и ещё 20 святынь.
Торжество открытия совершал Преосвященный Алексий, епископ Вятский и Слободской, прибывший в Сарапул 22 июня (ст. стиль). В своей речи он выразил радость по поводу предстоящего торжества и отметил, что иноческая обитель «по мысли учредителей, должна послужить на пользу христианского просвещения местного населения и преимущественно – как инородцев, сохраняющих еще доселе предания языческой старины, так и подвигов блуждающих во тьме удаления от св. Церкви глаголемых старообрядцев – раскольников, одинаково нуждающихся в ожидаемых руководящих живых примерах благочестия и высших подвигов христианской жизни». Само торжество началось 23 июня крестным ходом из всех городских церквей в открываемый монастырь. В крестном ходе участвовали оба Преосвященные – Алексий и Никодим. Сразу после крестного хода при участии обоих епископов было совершено всенощное бдение, причем лития была совершена вне монастыря, на особом помосте. Прошения литии были произнесены на четырёх сторонах площади вокруг монастыря. Всё это при тёплой погоде, освеженной непродолжительным дождём, произвело на молящихся особенно радостное впечатление. На следующий день во время Литургии Преосвященный Никодим произнёс слово о значении монастыря, в котором он с печалью отражал состояние современного общества, охладевшего в вере, всецело преданного житейской суете и труду за земное благо. Особенностью сарапульского общества было наличие в нём «людей, сосланных сюда за вредный образ мыслей, людей без веры в Бога, без нравственных правил, с глумлением относившихся к вере и Церкви и заразивших своим тлетворным духом даже и православных людей». Помимо этого на Старцевой горе «нашло себе приют глубоко вредное сектантство, мнящее в самоумерщвлении найти себе путь к царству небесному». Сим «и вот Премудрость Божия воздвигает на горе сей обитель, чтобы воочию и торжественно показать сим заблуждающимся, как крепки и нерушимы в Церкви и вера, и подвижничество, и установленный издреле богослужебный чин, и что в ней не оскудели ещё люди, вопиющие к Богу в молитве день и нощь».

+++

Во вновь открытом миссионерском монастыре на Старцевой горе изначально было около 30 человек братии, в том числе иеромонах Авраамий, один иеродиакон и послушники.
Временно заведовал монастырём городской благочинный протоиерей Алексий Утробин. Вскоре после открытия, в 1901 году, следуя указу Синода, где «целью открытия монастыря указано церковно-религиозное воздействие на проживающих в Сарапульском викариатстве черемис и вотяков», монастырь строит молитвенный дом в поселке Воткинского завода (1901 г.), а затем, в 1902 году, открывает там монастырское подворье. Место для подворья избирается на северной окраине посёлка, на въезде в него из деревень Шарканской и Дебёсской волостей, в которых проживали в основном удмурты, приезжавшие в завод на базары, и по соседству с улицей Татарской, на которой жили практически все воткинские татары.
Шарканские удмурты, хоть и были к тому времени уже крещены, но, к сожалению, в православной вере многие ещё не окрепли, а иные и вовсе оставались в язычестве, живя в страхе быть наказанными их божествами. Вот что писал в 1928 г. об одной из деревень, расположенных в верховьях р. Вотки, изучавший Северо-Восточную часть Вотской области врач Семакин А.И.: «Быги производят впечатление очень старой деревни, со старинной постройкой, темным отсталым населением, малым процентом грамотности и своеобразным бытом на языческий лад. В двух километрах от нее в полкилометре от дороги в М. Казес, на опушке леса имеется так называемый «Бадзым Куа» (Большой чум), и в этом чуме будто бы хранится тот знаменательный топор, благодаря которому был построен липовый плот для переправы через Каму. Меня этот чум заинтересовал, и я стал просить жреца, ведающего этим чумом, показать его внутренность. Старик категорически отказался, заявив, что туда просто входить нельзя, так как при входе в чум неведомая сила может поразить, как громом; необходимо предварительно принести в чум, как дар, пару белых гусей или гуся с уткой, или пару уток…».
В миссионерах нуждались и воткинские обыватели, так же, как и жители Сарапула, в основной своей массе «всецело преданые житейской суете и труду за земное благо». Вот как описывал духовно-нравственное состояние общества, ещё в 1863 году, священник Андрей Чернышев в своей статье «Храм и приход Камско-Воткинского завода»: «…до того дошло, что едва сотая часть простолюдинов вспоминает в дни сии (воскресные и праздничные Н.Л) о церкви, без зазрения совести провождая дни праздников Господних или в суетах житейских, или просто – в праздности и разсеянности с утра до глубокой ночи… Большая часть жителей заработки свои и избытки несет на грязные жертвенники Бахусу, которому устроено здесь уже до 70 капищ (питейных заведений Н.Л). Конечно есть и здесь довольно усердных сынов Церкви, любящих ее, поучающихся в законе Господнем и исполненных страха Божия: - только постоянных посетителей церкви мало». «Чего же смотрят православные пастыри? Скажут, быть может, нам некоторые, - задается далее он вопросом и сам же пробует дать на него ответ, - Они трудятся по силе. Но на двадцать пять тысяч народонаселения обоего пола, - каковая цифра давно уже значится в духовных ведомостях Воткинской церкви, достаточно ли пяти священников, служащих при заводе? В церкви во время богослужения, при исправлении треб, в школах они учат, вразумляют, наставляют, но беседовать с прихожанами и учить в домах, очевидно, нет никакой возможности, и по недостатку времени со стороны священников, и по невозможности свободно располагать временем прихожан, хотя и эти частныя вразумления и наставления прихожан, по возможности, делаются».
Вот именно это духовно-нравственное состояние народа и явилось почвой для разрушительных идей, проникших на завод вместе с оренбургским мещанином Хаимом Ароном Зисманом, который организовал забастовку рабочих Воткинского завода в марте 1902 года. Главным тезисом в его агитации было до боли известное «все кругом плохие, они вам не доплачивают». При этом надо вспомнить, что материальный уровень жизни воткинских рабочих был довольно высок. Их зарплата позволяла не только жить сыто и иметь хорошие дома, но и учить своих детей в различных учебных заведениях Российской Империи. Это было очевидно и нам, жившим в городе спустя много десятилетий, сравнивавшим дома советских рабочих, с теми, которые построили «эксплуатируемые» рабочие завода, к сожалению, старых домов сегодня практически не осталось. Но, тем не менее, были и такие рабочие, кто пошёл за Зисманом, начав свою борьбу с заводским начальством, а потом и властью Царя, ввергнув свою страну и свои семьи в хаос и разрушение, нищету и голод, партийный беспредел и тем паче в полнейшую духовную деградацию. Но всё это будет потом, а в 1902 году Церковь в лице своих лучших сынов пыталась это предотвратить.
На средства благотворителей на улице Бердышевой, в последующем Монастырской, а ныне Пугачёва, был построен деревянный храм и два дома для монашествующей братии, один рядом с храмом, а другой через дорогу от него. Освящение храма, во имя Рождества Пресвятой Богородицы, состоялось 24 февраля 1902 года. Богослужения в нём совершали иеромонахи монастыря. Среди которых Дионисий (Павлов) был пострижеником Белогорского монастыря (именуемого в народе Уральским Афоном), Авксентий (Кирилов) Троице-Сергиевой Лавры, Онуфрий (Шемяк) Сапаро-Савиннова монастыря Грузинской епархии, а Виссарион (Яковлев) и Амвросий (Поджаров) были пострижены в Успенской крестовой церкви при Сарапульском архиерейском дворе.
Подробности их миссионерской деятельности нам пока неизвестны. Известно лишь то, что подворье оставило о себе у воткинцев добрую и незабываемую память. Несмотря на многие десятилетия безбожия, для многих из них монастырь (так его все называли) был символом чистоты и верности. Для жителей Шарканской волости деятельность его так же не прошла бесследно. Известны случаи принятия монашеских обетов, среди которых был сын известного шарканского заводчика Михаила Родыгина монах Никанор, похороненный на кладбище монастырского подворья. А мать его, после смерти мужа, приняв монашество с именем София, проживая в Сюрсовае, обращалась к епископу Сарапульскому Алексию (Кузнецову) с желанием принять схиму в Воткинском подворье. При этом указывала, что чудотворная икона Пресвятой Богородицы «Скоропослушница», находившаяся при ней, должна оставаться в Воткинске и после её смерти.
Наступившие после рабочих забастовок революции, а вслед за ними и гражданская война, в нашей местности больше походившая на интервенцию китайцев, мадьяр и латышей под руководством «зисманов», превращает жизнь в сплошной кошмар. Вот что пишет газета «Сибирская жизнь» о событиях, происходивших в 1918 году: «Сарапул представляет из себя сплошной ад, один сплошной ужас. Нет слов для передачи кошмара сарапульской жизни. Достаточно, например, сказать, что сарапульский военный комиссар предписал начальнице сарапульской женской гимназии о том, что гимназистки, в возрасте от 2 класса, не имеют права отказываться гулять с красноармейцами. Стон стоял в Сарапуле, как в центре города, так и на окраинах… Безжалостно расстреливали. Днем происходили аресты. Красноармейцы врывались в квартиры, где были дети – гимназистки… Женщины не смели показаться на улицах города. Сарапульская больница полна гимназистками, заболевшими сифилисом». Историк Балмасов С.С. обнаружил хранящиеся в ГАРФ мемуары неизвестного журналиста, которые содержат подробности этих событий. Из них мы узнаём, что военным комиссаром тогда была сестра главного сарапульского большевика Ивана Седельникова (и поныне восхваляемого «героя», Почетного гражданина г. Сарапула), садиста - известного бессмысленными расстрелами и пытками в подвалах. Сестра его, комисарша, особенно жестоко расправлялась с женщинами, не щадила и детей. Убивала всех - чиновников, общественных деятелей, врачей, служащих и крестьян тоже. Обречённые перед расстрелом непременно подвергались изощрённым пыткам. После всех этих кровавых событий нам совершенно неизвестны судьбы сарапульских монахов, окормлявших Воткинское подворье. Сумели ли они эвакуироваться с Народной армией, как это сделали большинство священников Сарапульского викариатства, или разделили мученическую смерть расстрелянных большевиками о.Николая Чернышева с дочерью Варварой (Воткинск), и о. Николая Захарова (Ижевск)? Сегодня мы этого доподлинно, не знаем. Но мы точно знаем, что нет ничего тайного, что стало бы явным.
На этом история Воткинского подворья заканчивается, но начинается история прихода Воткинской церкви во имя Рождества Пресвятой Богородицы, которую в народе так и звали - монастырь.

• < Назад
• Вперёд >