Вести. Ижица

Основные темы сайта

Из дневника старого человека

Подробности: Категория: История, краеведение

Страница 2 из 3

Тайны Байситовского леса

...Чтобы с корнем уничтожить нашу православную веру, что только не предприняли коммунисты еще в начале 20-х годов ушедшего 20 века!? Одним из способов они избрали путь раскола внутри Церкви. С этой целью они вокруг себя собрали священнослужителей, поддерживающих революционную советскую власть. Народ их прозвал «обновленцами». А те в знак благодарности призвали свою паству поддержать коммунистическое правительство новой России, которое будто бы создано руками трудового народа и служит ради достойного существования всех слоев трудящихся – рабов, батраков царской России, солдат, матросов, стоящих на охране родного Отечества от врагов.
Внутри Церкви началось очень сильное, невиданное до сего времени брожение. Нашлись и епископы – и немало, - вставшие на путь «обновления» жизни в Православной Церкви России. Рабы же Божии, искренне, глубоко верующий простой народ, как в деревне крестьяне, так и горожане – рабочие, служащие независимо от своего положения в обществе, не пошли за обновленцами. Но враги Христа Бога нашего и Его Церкви добились, хотя и временно, но победы: Русская Православная Церковь раскололась, началась борьба внутри нее между самими ее служителями и народом Божиим – прихожанами всех церквей на территории огромной страны. Удмуртия – не исключение.
В эти тяжкие годы против «обновления» жизни в церкви, против самих обновленцев выступил молодой, высокообразованный епископ Синезий (Зарубин). Под его омофор пришли монахи, монахини, часть священников, крестьяне, часть горожан. Глубоко верующая удмуртская паства пошла за епископом Синезием. Но вскоре доброго пастыреначальника чекисты из НКВД арестовали и расстреляли.
Народ Божий не поддержал священнослужителей-обновленцев, постепенно заблудшие пастыри по воле Божией начали терять свое влияние в народе и церкви: одни из них раскаялись и вернулись на лоно гонимой, но не сдающейся антихристианской власти Матери-Церкви; другие отказались от служения в Церкви, третьи – умерли или же сами попали в застенки сталинских лагерей.
Тем не менее, произошел глубочайший раскол в духовной жизни России, слабенькие следы которого дожили до наших дней. Через свою духовную сестру, назовем ее Иулия и бабушку Августу, Господь сподобил мне встретиться с некоторыми из оставшихся в «катакомбной» церкви людей (они себя так и не называли и многим бабушкам едва ли было знакомо слово «катакомбник», хотя их единомышленники, подвизающиеся в Кавказских горах, на Урале, в городах России, Украины, в Средней Азии и Казахстане так себя называли). Пока живы были пастыри в их среде, наши удмуртские катокомбники, имеющие кое-какие средства, ездили к ним на исповедь, на причастие, за духовными наставлениями еще в 60-70 годы ушедшего века.
Кажется, в 1992 или 1993 году меня, новичка-неофита, служащего в диаконском сане в Свято-Успенской церкви г. Ижевска, духовная сестра Иулия с одним священником, имевшим высокое доверие и любовь в народе Божием, пригласила к себе в гости. Я уже раньше знал, что муж Иулии и его родители в нашу официальную церковь, принадлежащую к Московской Патриархии, не ходят, молятся дома, собираясь группой своих единомышленников.
Попав в эту благочестивую семью, Иулия не знала, ходить ей в нашу официальную церковь, как ее мать и некоторые односельчане, или – не ходить. Последователи епископа Синезия считали, что в Церковь вошел уже антихрист, туда уже нельзя ходить. Узнав от верующих людей весть о том, что в Камбарке служит прозорливый священник Василий, она за советом поехала к нему. Стою, говорит, на службе, а мысли бродят разные в голове, не могу сосредоточиться на молитве и про себя думаю: «Надо ли мне в церковь ходить или же лучше молиться дома вместе с мужем и его родителями? И, вообще, зачем я сюда приехала?».
Через некоторое время, служба уже закончилась, ко мне, говорит Иулия, подходит отец Василий (будущий архимандрит Василид) и, подняв указательный палец, строго-строго мне говорит: «Брось такие мысли! В церковь ходи!»
Иулия и ее муж Аркадий собрали тех «катакомбников» (сестра Иулия против этого слова, что я их так называю, но другого термина не подберу). Меня, конечно, многое удивило, показалось, что это особая порода людей, хотя все они были мои единоплеменники – удмурты: молчаливы, лишнего слова не произносят; лица чистые, благодатные; сели – с места не трогаются, слушают слова батюшки, с которым я сюда пришел, не перерекаются. Но как они поют и читают! Сколько песнопений на церковно-славянском и удмуртском языках они знают – удивительно! Пели и читали, пели и читали псалмы, акафисты... Теперь осталась из них, вернее, из семьи катакомбников, одна сестра Иулия... Попроси ее читать псалмы, спеть церковные песни – целый день будет читать и петь, особенно по усопшим.
Все эти сорок человек в свое время молились в Байситовском лесу, вернее, в монашеском скиту, стоящем в лесной чаще в нескольких километрах от деревни Байситово (Пуро). В новопостроенном молельном доме службу вели два иеромонаха – отец Геннадий и отец Иаков, им прислуживал иеродиакон Серафим. По национальности кем они были – мои информанты уже не знали, но все трое говорили на удмуртском языке и службы вели на церковнославянском и на удмуртском языках. И прихожане были почти все удмурты из ближайших деревень Малопургинского и Завьяловского районов. Много было монахов, особенно монахинь из закрытого удмуртского монастыря из села Шаркан.
В строгой конспирации шли службы в тайном Байситовском скиту – в основном ночью. Но все равно вездесущие чекисты-нквдешники каким-то образом вызнали, выследили место собрания катакомбников. Под дулом винтовки привели осведомителей. Взглянули в окно – молитвенный дом заполнен – неспешно идет служба. Пахнет ладаном.
Чекисты с красноармейцами ворвались вовнутрь молитвенного дома и скомандовали: «Стоять! Не шевелиться! Стрелять будем!» Служба остановилась и народ навзрыд заплакал, все встали на колени и начали просить, чтобы разрешили завершить службу. Увидев такое количество людей, красноармейцы в пилотках с красной звездой немного опешили – разрешили завершить службу.
Служба завершилась. Избивая прикладами винтовок, красноармейцы вывели священнослужителей из алтаря во двор скита и поставили в ряд плечом к плечу, друг другу. При народе Божием дали им приказ: «Снимите священническое облачение, снимите с груди кресты, бросьте под ноги!», а стоящие под дулом винтовок во услышание народа Божиего, разбудив спящих лесных обитателей, единогласно запели: «Верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли...» К голосу пастырей присоединился народ: казалось, что все лесное пространство от Байситовского леса до Пуро-Можги, до Бодья-Пуро, до приижских, прикамских лесов колышется, волнуется от пения Символа веры.
В это время чекисты, красноармейцы что-то пошептались меж собой, подняли дула винтовок и командир дал команду: «Пли!» От страшного слова, кажется, не только люди, но и сам Байситовский лес вздрогнул, еще больше от винтовочных выстрелов.
Ночь была темна, но в миг выстрела из-за темных туч выглянула луна, осветив Байситовский лес от предела до предела. Иеромонах Иаков и иеродиакон Серафим замертво пали на землю, а иеромонах Геннадий продолжал стоять, ожидая своей очереди, свою судьбу.
Пение священников, поддержанное народом, прервалось, народ пал на колени и начал навзрыд плакать. Перед народом, стоящим на земле на коленях, совершилось чудо: от бездыханно на земле лежащих иеромонаха Иакова и иеромонаха Серафима ввысь, к небу, полетели два белых голубя. Кто-то вскрикнул: «Народ христианский, посмотри: души умученных превратились в голубей, поднимаются к престолу Отца Небесного! Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе-е-е!» - кажется, на весь Байситовский лес, может быть, до всех концов земли возгремел голос с поднимающегося с колен народа.
А отца Геннадия решили еще проучить – помучить – ибо он был скитоначальником, главой тайного монастыря (до сих пор народ из Байситово то место называет «Манак» (из русского «монах»). Вынуждая отказаться от Бога, от веры, продолжали его бить, терзать. Видя его мужественное стояние, повели его с собой, чтобы с другими священниками вместе расстрелять на берегу Камы.
Продолжение этой истории мне рассказал Олексан-агай (дядя Александр) из деревни Чутожмон Малопургинского района, живущий в Ижевске (более 10 лет тому назад ушедший в мир иной), прихожанин Свято-Троицкой церкви, а ему эту историю рассказал уроженец дер. Казмас Завьяловского района. В то время этот молодой человек возле тракта, ведущего в Гольяны, пас домашнюю скотину. Издалека же заметил, как красноармейцы с винтовками ведут кого-то – кричат, сквернословят. Мальчишка с испугу спрятался в березняке, лежал в густой траве и все наблюдал – любопытство пробирало. Красноармейцы на двух конях, а двое пешком, гнали группу священников в сторону Гольян. Руки священников сзади были туго связаны, их гнали, торопили. Если кто-то обессилев падает, так его бьют плетью, унижают – как только могут, поднимают и вновь гонят вперед.
Один из священников, чувствуется, что он уже в возрасте, вовсе уже обессилел, шагать в ногу с молодыми совсем уже нет мочи, падает – его бьют прикладом винтовки, плеткой хлещут по лицу, по голове – ручьём бежит кровь, а он все молится – по-удмуртски и благодарит Господа: «Слава Тебе, Боже, слава Тебе! Благодарю Тебя, Господи! Боже мой, за что мне, грешному, недостойному, такая великая награда?!» Падает и вновь избивая поднимают, ведут в сторону Камы.
На берегу великой реки Камы всех троих священников расстреляли. Теперь никто не знает, как их величали, - имена, звания, фамилии неизвестны. Бог знает. Может быть, в темных, засекреченных анналах НКВД – КГБ хранятся дела убиенных священнослужителей? Бесследно ничто не исчезает. Есть надежда, что будущие исследователи вызнают имена удмуртских новомучеников.

Старые кресты

Слава Богу, на удмуртской земле благочестивые люди еще не вывелись: в той же деревне Байситово-Пуро нашлись люди, которые заменили загнившие деревянные кресты убиенных иеромонахов Иакова и иеродиакона Серафима на новые; старые же прикрепили к деревьям, растущим на их могилах. Место же могилы новомученика иеромонаха Геннадия неизвестно, и едва ли когда и кто ее найдет – бурлящие волны Камы- реки, скорое всего, поглотили их тела.
Из рассказов современных людей, связанных с Байситовским скитом, мне запомнились два. Первый рассказ: духовная сестра Иулия, прекрасно знавшая жизнь тайных удмуртских христиан-катакомбников, на мой вопрос: «А как жили без причастия родители твоего мужа и все катакомбники? Ведь Сам Господь говорит, что только «Ядущий Мою плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день... Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6:54; 56).
Она долго не думая, на мой вопрос задала свой вопрос со своим ответом: «А как жили, причащались христиане-отшельники первых веков христианской эры, обитая в далеких пустынях, горах, лесах, например, Мария Египетская?»
Вначале, кажется, я немного опешил, но потом вспомнил: Милосердный Господь сподобил много-много лет слезно каявшуюся за свои грехи молодости Марию причаститься с рук подвижника-пустынника Зосимы. Другие же, но как из житий святых я читал, приходили в ближайшие монастыри на службы и причащались, а потом вновь уходили в потайные места обитания.
На это сестра Иулия ответила: «У наших тайных христиан вначале были свои священники, когда их не стало, они стали ездить к тайным священникам, живущим в разных городах России, Украины, Казахстана, на Кавказе, в Средней Азии. А когда не стало и их – отошли уже в мир иной, тогда они с покаянной молитвой пили Крещенскую воду, которую они заготовляли впрок, брали ее из святых родников в день Богоявления. Некоторые приходили в Свято-Успенскую церковь к благочестивому, по их словам, иеромонаху Иувеналию. Но все, кто стоял еще на ногах, собирались в Байситовском лесу, стояли на коленях возле могил новомучеников иеромонаха Иакова, иеродиакона Серафима. Читали покаянные каноны перед многочисленными горящими свечами, пели церковные, духовные песни. Каждый принародно каялся в своих прегрешениях, стоя у креста новомучеников. Но, что меня удивило..., - причащались росой с могил убиенных за веру Христову отца Иакова и Серафима. Такую весть мне сообщила сестра Иулия. Хоть верь, хоть не верь... Как говорится, голь на выдумки хитра.
Второй рассказ кажется менее достоверным, но что мне рассказал Валерий Пикулев, уроженец дер. Байситово, пресвитер из группы пятидесятников, излагаю на бумаге: «Молодой человек, обуреваемый разными пороками – невер, комсомолец, пьяница – в пьяном угаре похвастался перед своими друзьями: «Что это наши старушки и еще какие-то люди со стороны ходят в Манак (т.е. в монастырь, место Байситовского скита – М.А.) на могилы каких-то расстрелянных попов, поминают, почитают – за что?! Вот я пойду и достану их кости – раскидаю, а могильные холмы разровняю. Пусть народ деревенский перестанет себя одурманивать всякими небылицами».
Сказано – сделано. Успел ли прикоснуться к мощам одного из умученных священнослужителей, неизвестно, но умом он помешался – в него вошел легион бесов. Долго не смог прожить – застрелился». Такую неприятную историю рассказал мне Валерий Пикулев.
Действительно, кто прикасался к уничтожению христианских святынь – разрушал храмы, монастыри, духовные учреждения, могилы и мощи святых отцев, церковную утварь, облачения; кто убивал священнослужителей, монахов, монахинь – все они попали в бесовские искушения: теряли покой в душе, нередко – ум, разум, одним словом, жизнь обрывалась трагически. А где ныне обитают души тех нечестивцев? Явно не в раю, обителях Отца Небесного. «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя... Отврати лице Твое от грех моих, и вся беззакония моя очисти. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего, и Духа Твоего Святаго не отыми от мене...» (Псалом 50).
Мученики иеромонахи Геннадие и Иакове, иеродиаконе Серафиме, вси мученики и мученицы за веру Христову, со всеми святыми молитесь пред престолом Божиим, чтобы подобных страшных гонений за веру во Христа Бога нашего, на Его Святую Церковь впредь не было на Земле.